Стать европейцем. Часть 3-я

Если кратко сформулировать сущность перехода к «Европе» и «европейцу», то это переход от обычая и традиции к закону и праву. Причём «переход» это должен закрепиться в головах людей, он должен стать частью воспитания, в том числе семейного. Только тогда он станет привычным, естественным, если вспомнить уже цитированные нами слова Чаадаева, тогда он станет «физиологией» человека.

Но почему этот переход оказался для нас таким сложным и непреодолимым? Почему этот переход засасывает нас, как в болото, и мы никак не можем из него выбраться? Сразу скажу, что дело не в традициях самих по себе, дело в самом переходе, в котором, если в нём застрять, всё становится сначала половинчатым, а потом сюрреалистически гротескным. И, в силу своей гротескности и сюрреалистичности, такой переход никуда не ведёт, а только изнутри подтачивает остатки традиционной нравственности.

«ДЭДЭ-БАБА ГАЙДАЛАРЫ»

Традиции предполагают, что в прошлом был выработан некий канон («дэдэ-баба гайдалары»), которого следует придерживаться. Чем строже будешь придерживаться этого канона, тем лучше будет устроен порядок жизни в обществе и в семье. Позволишь себе отклониться от общепринятого канона, столкнёшься с непреодолимыми трудностями, запутаешься в сложных хитросплетениях жизни.

В традиционной жизни, согласно общепринятым канонам, в принципе есть своя мудрость, прошедшая через горнило времени, она даже удобна и комфортна для человека (по крайней мере, для человека, не вкусившего плода с древа свободы). Если актуально только прошлое, если общество живёт затылком вперёд, если существует общепринятый канон, который не следует подвергать сомнениям и критике, то остаётся только обучить человека этому канону и охранять его (и канон, и человека) от действий разрушительного, времени. Так и было на протяжении тысячелетий. Ребёнок баловался, резвился, его природные инстинкты никто не подавлял, мальчиков не отделяли от девочек, но наступал период, когда ему (ей) говорили всё, баста, ты должен пройти ритуал переходного периода (инициация), и стать таким как положено, согласно канону, таким как все, своеобразным болванчиком, шаблончиком-стереотипчиком. А то, что кто-то погибал в этих ритуалах инициации, а из тех, кто выживал, кто-то оказывался сожженным на костре, кто-то подвергался остракизму, а кого-то – если общество становилось пошло-циничным – просто высмеивали характерным жестом указательного пальца у виска, никого всерьёз не волновало. И это было разумно (точно так, как у Гегеля, считавшего, что всё действительное разумно, ведь эту разумность «вычислил» и осуществил сам абсолютный дух), поскольку для всеобщего блага, необходимы были именно строгое подобие и жёсткое следование общепринятому канону.

ЧТО ЖЕ СОЗДАЛО «ЕВРОПУ»?

Но всё стало меняться, когда стала возникать «Европа» - не как континент, а как новая форма жизни. «Европа», которую создали промышленная революция, Великая Французская революция, которая смела представление о сословных различиях, как о природном законе, когда города стали расти как на дрожжах, а мегаполисы стали перемалывать любые каноны, любые жёсткие перегородки, не только сословные, и не только возрастные, но даже, казавшиеся самыми «природными из природных», перегородки между мужчиной и женщиной. Наконец, «Европу» создало Просвещение, когда мир был поставлен на голову, когда Книга стала равной Жизни, когда вопросы стали важнее ответов, когда не осталось никаких запретов на Критику, включая Критику неприступных сакральных Книг (и в какой-то момент пришлось даже признать, что «Бог умер»). А если для кого это оказалось неимоверно трудным, если кто-то не может обойтись без канона, если кому-то, чтобы стоять, обязательно нужна подпорка (перифраз слов еврейского мудреца Менахим-Мендл Шнеерсона Ребе «Есть люди, которым, чтобы стоять, нужны костыли»), если кто-то, чтобы не упасть, обязательно должен к кому-то или к чему-то прислониться, то мудрый и строгий Иммануил Кант назвал их «подростками», «несовершеннолетними», по-видимому, предполагая, что «подростком» можно быть и в 15, и в 50, и что в «подростковом» возрасте могут задержаться даже целые народы.

В сущности, мы продолжаем говорить о переходе от обычая к закону, который неизбежно проходит через отказ от актуального прошлого к подвижному настоящему и неопределённому будущему, через отказ от опоры на авторитеты, через понимание приоритета человека над коллективом, через понимание того, что каждый человек это неповторимая индивидуальность, огромный космос, что общество нуждается в этих индивидуальностях, что человека как индивидуальность должен иметь множество возможностей для самореализации, и поэтому преступно подгонять его под общепринятый канон.

КОГДА РОДИТЕЛИ ПРИУЧАЮТ СВОИХ ДЕТЕЙ ПРАВИЛАМ ПОДЧИНЕНИЯ И СУБОРДИНАЦИИ, ОНИ ПРИУЧАЮТ СВОИХ ДЕТЕЙ ПРАВИЛАМ ПРЕСТУПНОГО СООБЩЕСТВА

В нашем, азербайджанском случае, как в постсоветской стране, многое усугубляется нашим советским прошлым, когда жизнь согласно традициям была подменена не жизнью согласно закону, а жизнью по понятиям. Многие умные исследователи обращают внимание на то, что жизнь по понятиям возникает в условиях тоталитаризма, когда все привыкают, что не существует закона, а только его имитация, когда родители чуть ли не с пелёнок приучают своих детей правилам подчинения и субординации, и им невдомёк, что они, по существу, приучают своих детей правилам преступного сообщества, что они невольно становятся участниками организации общества, которое описывается такими, по существу, синонимичными понятиями, как «мафия», «коррупция», «беспредел», и т.п. Как и во многих иных случаях, нас кормят баснями о том, что мы не одни такие в мире, что везде есть и «мафия», и «коррупция», и «беспредел». И это, правда, такая же, как правда о том, что везде есть СПИД, везде случаются катастрофы, везде власть стремится злоупотреблять административным ресурсом, везде множество людей не хотят задавать себе вопросы, а предпочитают благосостояние, даже ценой своей «зомбированности». Всё это, правда, везде есть всё. Но есть разница, и эта разница создаёт «Европу», эта разница продолжает отличать «Европу» от стран, получивших название «третьего мира». Это разница состоит в убеждении, что все эти напасти, человеческие пороки, человеческие безмерности, искушение поставить родственные (клановые) отношения выше закона, искушение
Когда, по крайней мере, цивилизованный азербайджанский родитель, с малых лет начнёт воспитывать своего ребёнка, пусть он осознает, что у его ребёнка, только одна жизнь
подменить космополитичное и бесстрастное право телефонным правом, при котором всё происходит келейно, к общей выгоде двух человек, двух семей, двух кланов, (чтобы не узнали остальные люди, семьи, кланы), и многое, многое другое, неистребимы, их невозможно выжечь калёным железом, силовые методы не помогут, но…

Чтобы эти искушения и пороки не разрастались, чтобы не становились разрушительными для всех, существует единственный механизм, включающий в себя с одной стороны вечное вопрошание, веру в мир, поставленный на голову, а с другой - закон и право, закрепляющие аргументы головы. Этот механизм не имеет окончательных рецептов. Он включает в себя, при необходимости, хирургические средства, но другой механизм пока не придуман. Эта разница и составляет цивилизованный мир, эта разница и позволяет цивилизованному миру удерживать наш хрупкий мир в равновесии, и не дать ему провалиться в тартарары. Только эта разница, всё остальное от лукавого.

И когда, по крайней мере, цивилизованный азербайджанский родитель, с малых лет начнёт воспитывать своего ребёнка, пусть он осознает, что у его ребёнка, только одна жизнь. И как не крути, жизнь, согласно человеческому достоинству, несравнима с жизнью по понятиям, как бы высоко он не забрался человек в иерархии преступного сообщества. Заберётся, а потом возненавидит весь мир и себя в нём, и не поймёт толком, почему его бренное тело и его беспокойный дух оказываются беззащитным перед всеми напастями мира.

Вот что означает для меня «стать европейцем», независимо от того, на каком континенте ты живёшь.